Ярослав Юрчишин. Фото с личной страницы в Facebook

Ефективно функціонуюча незалежна судова система є обов’язковим елементом будь-якої демократичної країни, де діє верховенство права.

В Україні в останні роки проводиться велика кількість реформ, в тому числі і судової гілки влади. Тим не менше, більшість реформ ще не досягли видимих результатів, а успіх всього процесу залежить від можливості судової системи працювати незалежно і ефективно, не піддаючись впливу з боку третіх осіб. У той же час, політично мотивовані сили впливають на судові вироки, особливо у справах, пов’язаних з корупцією. В результаті – суспільство не довіряє існуючій судовій системі, а корупціонери уникають покарання.

Чи потрібен в Україні незалежний Антикорупційний суд, який би розглядав справи, що підслідні НАБУ? Наскільки корумпована українська влада, як корупція змінилася після Евромайдану? Про це “Українські Новини” дізналися у виконавчого директора міжнародної антикорупційної організації Transparency International в Україні Ярослава Юрчишина.

Повний текст матеріалу читайте російською.

Когда ждать Антикоррупционного суда в Украине? И могут ли антикоррупционные палаты быть альтернативой Антикоррупционному суду?

– Законопроект об антикоррупционных судах в Украине был зарегистрирован в феврале текущего года, то есть сейчас мы имеем фактически 10-й месяц возможности их создания и когда генеральная прокуратура устами своего руководителя или Президент говорят о том, что “у нас нет времени на создание суда”, то я напомню, что прошло 9 месяцев, которые мы фактически “профукали” непонятно для чего. Впервые Президент пообещал решить вопрос эффективного и логичного во времени рассмотрения дел по топ-коррупционерам в судах, в июне 2016 года, когда в Украину приезжал руководитель международной антикоррупционной неправительственной организации Transparency International Хосе Угас. Тогда была встреча с Президентом, во время которой глава государства сказал, что у него свое видение как этот вопрос можно решить. Он сообщил, что Антикоррупционный суд не панацея и предложит свое решение. Но своего решения он де-факто не предложил, поскольку законопроект о палатах был зарегистрирован не как президентский, а депутатом Сергеем Алексеевым, который и так является юристом “Блока Петра Порошенко”, очень часто регистрирует законопроекты, в разработке которых принимали участие эксперты Банковой. Но Президент не выступил официально со своей позицией. Почему? Очень четкий ответ предоставила “Венецианская комиссия”, поскольку создание подсистемы антикоррупционных судов из судом первой инстанции, апелляции и кассации в Верховном Суде – это то, что фактически отвечает логике обещаний украинской власти международному сообществу и пониманию развитых цивилизованных стран, как действует судебная система. Предлагали создавать палаты в действующих не реформированных судах…если просто, то этот процесс выглядит так: глава суда своим решением или решением высшей судебной инстанции, создает из действующих судей палату, условно говоря – Печерскую антикоррупционную палату. То есть это будут те самые судьи, к которым сейчас чрезвычайно невысокое доверие и мы понимаем почему. Здесь я вижу как объективные, так и субъективные факторы. Объективные – к сожалению, судебная система не очищена, люстрационные процессы прошли минимально. То, как сейчас судьи “тянут за ухи” даже в Верховный суд судей, которые заключали к тюремному сроку нынешнего генпрокурора Юрия Луценко, четко демонстрирует, что если пойти путем назначения в так называемые палаты просто старых судей, доверия к этому суду также не будет.

Что сейчас делает суд? Это очень показательно. По делам НАБУ отдельные дела не рассматриваются больше года. Это не вопрос сложности или чего-то еще, дела поступили в суд, их бросили под сукно и занимаются какими-то другими делами. Поэтому, “Венецианская комиссия” дала очень четкий ответ – антикоррупционные палаты, это не то, что было предметом договоренностей. Антикоррупционный суд – это то, что нужно Украине, но чтобы не было дискуссий касательно конституционности/неконституционности, они рекомендуют, чтобы Президент подал свое видение создания Антикоррупционного суда. Очень показательно, что 6 октября вечером появляется вывод “Венецианской комиссии”, а накануне Президент заявляет о том, что у него поменялась позиция.

Будет ли создан Антикоррупционный суд?

–  У нас, если анализировать, очень много светлых людей работает в судейской системе, но, к сожалению, они не создают атмосферу в этой системе. Какие же сейчас существуют тревожные нотки в позиции Президента и ответов на которые у нас нет? Первое – создание рабочей группы. Это технология максимального затягивания времени, то есть Антикоррупционный суд будет, но неизвестно когда. Если мы зайдем в 2018 год, то это предвыборный год, когда Верховная Рада будет занята вопросами поднятия пенсий, дискуссиями по уровню тарифов, другими социальными вопросами. Плюс, мы должны понимать, что первые выборы – выборы Президента и кандидату на должность необходимо фактически консолидировать вокруг себя элиту. Антикоррупционный суд, это вероятность вынесения приговоров по делам, таким как Мартыненко или Насирову и это скорее рассредоточивает элиты и поэтому, если мы войдем в 2018 без закона, то в принципе, шансы на то, что в следующем году мы получим Антикоррупционный суд минимальны. То есть закон должен быть принят до конца этой сессии, то есть до января, однозначно. Вторая позиция Президента, которая вызывает дискуссию – это создание региональных представительств. Во-первых, это противоречит позиции “Венецианской комиссии”, во-вторых, у нас, если разбираться, проблема с топ-коррупцией. На самом деле, чиновников среднего и нижнего звена привлекают к ответственности за коррупцию. Об этом очень любить рапортовать генпрокурор. Да, это также буксует, но это не такая большая проблема. Опять же таки, что для страны является большей проблемой? Когда с бюджета изымаются миллиарды или когда делается справка за дополнительный какой-то стимул, то в обеих случаях это преступление, но общественный вред больше наносят миллиардные убытки. Позиция, которую отстаивает международное сообщество – это то, что Антикоррупционный суд должен заниматься делами топ-коррупционеров. Сейчас таких дел около ста. Их вполне реально может рассматривать один суд первой инстанции, созданный в Киеве из 70 судей. Это то, что предлагает законопроект №6011 и то, против чего не выступает “Венецианская комиссия”. Если же создавать региональные суды, то это около 180-200 судей. Мы с вами были свидетелями отбора 120 судей в Высший суд, и это заняло около полгода. То есть мы понимаем, что это такая “временная подушка”, которая гарантирует действующей элите, что по ним Антикоррупционный суд не будет работать. То есть до следующих выборов он, скорее всего, не запустится. Таким образом, мы имеем два подозрения на затягивание процесса. Инициатива ли это лично Президента? Нет, просто есть значительная часть политической элиты, которая боится НАБУ, которая не понимает, насколько далеко может пойти генпрокурор. Сейчас старая элита, которая работала в старых схемах и на данный момент не отказывается их использовать, понимает, что против них роют и создание Антикоррупционного суда уже сейчас для них означает большую вероятность быть привлеченными к уголовной ответственности. Поэтому есть некий консенсус старой коррумпированной элиты, к которой по тем или иным причинам прислушивается Президент, затягивая процесс создания суда. Мы не услышали позицию Президента относительно процедуры избрания судей. “Венецианская комиссия” и после этого Европейский союз очень четко отметили важность привлечения к конкурсному отбору не только украинских специалистов, но и специалистов с международным опытом. Почему? У нас есть позитивные примеры с НАБУ, САП, Агентства розыска и управления активами. В конкурсной комиссии был хотя бы один международный специалист. Они не осуществляли критическое влияние, то есть они не решали кто будет руководителем, но они не давали возможности провести наиболее противоречивых кандидатов,  также не позволяли манипулировать правилами. На качественных международных специалистов, влияние минимальное. В то же время, конкурсы в Национальное агентство по предотвращению коррупции или конкурс на руководителей Национальной полиции показали, что если есть только украинские эксперты в комиссии, то на них легче влиять. По НАПК мы имеем четкий результат – непрофессиональное руководство. При этом способные качественные кадры, такие как Руслан Рябошапка увольняются, а люди, к которым есть много вопросов, остаются.

Возвращаясь к вопросу о том, существует ли у нас возможность создания качественного антикоррупционного суда, я отмечу, что такая возможность есть. Для этого нужно несколько составляющих. Первое – четкое понимание сроков. То есть мы пообещали международному сообществу и украинскому обществу, что в марте 2018 года суд заработает. Дай Бог, чтобы к этому времени была сформирована законодательная база и начался процесс отбора судей. На самом деле, для того, чтобы запустить подсистему, необходимо около полгода и яркий пример этому САП. То есть, во втором полугодии 2018 года мы реально можем иметь действующий Антикоррупционный суд. Гарантирует ли это, что сразу же будут приговоры? В принципе да, потому что сейчас в судах лежат достаточно простые дела. Ты точно увидим публичные судебные процессы, которые продемонстрируют обществу то, что власть не только заявляет о готовности бороться с коррупцией, но и делает все, чтобы справедливость торжествовала.

Почему на ваш взгляд было засекречено решение суда, на основании которого в бюджет было конфисковано 1,5 млрд долларов, принадлежавших окружению Януковича? Будет ли это решение когда-то доступно для общественности?

– Закон требует открытости этого решения. Нет никакого понятного объяснения тому, почему это решение засекречено. Говорить об утечке частной информации нонсенс, потому что если посмотреть любое решение в Государственном реестре судебных решений, то там не указываются фамилии и имена свидетелей, участников процесса. То есть, это не аргумент. Другой аргумент — чтобы этим не воспользовались наши враги –  вообще выглядит абсурдным, потому что, при нынешнем уровне наших спецслужб, больше шансов, что о любых наших действиях в Украине узнает страна-агрессор, нежели наши граждане. Поэтому, единственное объяснение засекреченности, это то, что на самом деле оно готовилось ускоренно. Это объясняет, почему оно было вынесено в Краматорске, почему руководителем процесса записали на тот момент действующего военного прокурора сил АТО Константина Кулика.  Мы понимаем, что наши правоохранители не имеют огромного опыта в доведении до конечного результата антикоррупционных дел, поскольку такого уровня дела пока не рассматривались. Таким образом, большая вероятность, что доказательная база по этому решению готовилась поспешно с соответствующей мотивацией судьи. Перспектива обжалования этого решения в апелляции и кассации в Украине не очень большая, поскольку вряд ли кто-то из судей возьмет на себя ответственность рассматривать политизированное дело. Я себе трудно это представляю. Но есть большой риск обжалования этого решения в Европейском суде по правам человека. Будут ли это делать адвокаты фигурантов санкционного списка? Это вопрос. Принимая во внимание то, что в системе выведения этих средств были задействованы оффшорные юрисдикции, вполне вероятно, что собственно они и будут обжаловать это решение. Если на самом деле были допущены процессуальные ошибки, Европейский суд по правам человека может потребовать у Украины пересмотреть это решение.

Будет ли открыто это решение для общественности?

– Я думаю, что это будет длительный судебный процесс, но мы добьемся открытия, поскольку наши юристы убеждены – юридических оснований для закрытия этого решения нет. Сейчас ходит много манипуляций относительно того, что якобы мы требуем вернуть эти деньги собственникам, хотя если банально прочитать наш иск, то там нет любого другого требования кроме как открытия информации о решении. Украинские, международные юристы должны ознакомится с доказательной базой в этом решении, чтобы Украина была готова к своей позиции, в случае подачи иска. Нельзя, условно говоря, по политической целесообразности принять это решение и показать, что вернули деньги. Ради этого не стоит делать ошибки, которые придется исправлять или же нам, или еще хуже, нашим детям. Если Европейский союз вынесет такое решение, то мы получим серьезный имиджевый удар. Поэтому в этом вопросе нужно быть защищенными. По таким делам как это нельзя скорость ставить выше качества.

Как Вы оцениваете работу НАБУ, САП, НАПК?

– По-разному. У нас говорят, что в Украине много антикоррупционных органов. На самом деле, четко антикоррупционными являются НАБУ и САП. Есть орган предотвращения коррупции, то есть фактически уничтожения схем на этапе их создания  – НАПК. По борьбе с коррупцией мы видим результаты. Есть приговоры в суда. 86 дел фактически готовы НАБУ и САП для передачи в суд, 22 дела на этапе судебного рассмотрения с разной скоростью рассмотрения. Есть дела уровня ранее неприкосновенных – Насиров, судьи, прокуроры. То есть элемент борьбы с коррупцией работает в принципе более-менее нормально. Его окончательную эффективность должен показать суд.

Относительно предотвращения коррупции, то мы создали беспрецедентный по полномочиям орган. Создали одну из лучших в мире электронную систему декларирования доходов. Аналогов в мире фактически нет. Ни одна из функций НАПК, к сожалению, не выполняется даже на 50% в течение года работы агентства. Существует номинальный контроль финансов политических партий, но существенных достижений в этом направлении нет. НАПК даже не удосужилось создать электронную базу данных, куда бы партии могли вносить информацию. Они проверяют это вручную. В НАПК есть несколько кабинетов, которые попросту завалены архивами отчетов политических партий, в которых очень много пустых граф. По электронному декларированию реальный провал – каждый этап электронного декларирования превращается в муки чиновников при заполнении декларации и в минимальную необходимость проверить ее. Нет синхронизации с электронными реестрами. Поэтому, НАПК – это разочарование.  Буквально 10 октября глава правления TI Андрей Марусов покинул комиссию по избранию членов НАПК. Почему? Потому что власть не смогла публично заявить о том, что этот состав агентства ошибка, они непрофессиональны и политизированы. Вместо этого, началась кулуарная смена членов НАПК. Сначала, из-за невозможности влиять не процессы, ушел Руслан Рябошапка. Потом вытеснили Руслана Радецкого. Сейчас уже есть кулуарная информация о том, что недовольны главой Натальей Корчак и ее будут менять. Скорее всего, она и уйдет из НАПК, поскольку комиссия полностью контролирована властью и можно назначать руководителем любого. Власть научилась назначать ученых, экспертов, в которых нет прямых контактов с властью, но существуют дружественные взаимоотношения. Послабление позиций Корчак уже видно по тому, что ее заставили уволить руководителя аппарата Игоря Ткаченко, который имел неформальное влияние на НАПК и во всем поддерживал Корчак и моментами даже ею управлял. Его уволили и у нее фактически нет опоры. Постепенно меняется состав НАПК. Склад комиссии гарантирует, что туда зайдут чувствительные к позиции власти сотрудники. Политизация НАПК наиболее негативный сценарий, который, к сожалению, проходит быстрыми темпами. Надежда на общественность и журналистов.

Есть еще один орган, который возьмет на себя компетенцию по борьбе с коррупцией – это Государственное бюро расследований. Так выглядит, что по составу комиссии и потому непрозрачному процессу, который имеет место, обществу будет более выгодно, чтобы этот орган не был создан, чем наоборот. Если туда попадет человек, контролированный БПП или НФ, или любой другой партией, без амбиций создать реальный правоохранительный и независимый орган, то он нам не нужен. Нам не нужны политические правоохранительные органы, у нас их достаточно. Нам нужны реально независимые правоохранительные органы, которые будут расследовать дела и вести качественные судебные процессы. Такими органами как ГБР должны  руководить те люди, к которым есть минимум вопросов у общества.

В завершение скажу, что на сегодня мы имеем позитивно действующие НАБУ и САП, несозданное Госбюро расследований и фактически политизированный и непрофессиональный состав НАПК, который не достигает того результата, который обещался обществу при создании.

После ЕвроМайдана прошло 4 года. Если сравнивать, коррупции стало меньше или больше?

– Она стала другой. Это первое. По данным мирового барометра коррупции украинцы стали реже сталкиваться с коррупцией, но больше о ней слышать. Причем, слышат о тотальной коррумпированности в высших эшелонах власти. Ранее об этом говорили тихо, на кухне и только в некоторых передачах во времена Януковича, в 2013 году говорить о коррупции было даже опасно. За это можно было пострадать. Сейчас же, говорить и разоблачать коррупцию – популярно. К сожалению, некоторые журналистские расследования также мотивированы. Есть часть журналистов, которые на самом деле разоблачают схемы, а есть часть, которые номинально описывают схемы в интересах финансово-промышленных групп, дискредитируя тех людей, которые к коррупции не имеют отношения. Поэтому, коррупция в Украине изменилась и изменились ее лидеры. Если в 2013 году лидером коррупционных отношений с гражданами была ГАИ, то сейчас патрульная полиция фактически лидер по доверию граждан. В то же время есть новые лидеры коррупции –  не первом месте здравоохранение. Мы пытаемся исправить ситуацию, прилагая огромные усилия, совместно с командой Министерства и пациентскими организациями. Вторая по лидерству сфера –  это образование, где люди сталкиваются со скрытыми или прямыми фактами взяточничества.

Коррумпированными считают суды, но учитывая то, что рядовые украинцы редко обращаются в суды, поскольку уже привыкли решать проблемы другим способом, то здесь присутствует искаженное понимание. Более 60% по одному из опросов считают судебную систему коррумпированной, в то же время, прямые связи с судами имела только половина опрошенных. То есть, только часть тех, кто считает суды коррумпироваными имели негативный опыт работы с этим учреждением. У нас коррупция моментами раздута. 86% украинцев считает, что правительство не способно победить коррупцию, при том, что во времена Януковича таких было 80%. Кажется,  коррупции стало больше, но реально по всем показателям идет снижение. Но о коррупции стали говорить чаще, политики постоянно заявляют о том, что они вот-вот ее поборют или уже побороли. Вспомните слова Арсения Яценюка о том, что “Мы побороли топ-коррупцию” и после этого прямо на заседании правительства был задержан руководитель Государственной службы по чрезвычайным ситуациям Бочковский.

Многие считают, что больше денег можно заработать на борьбе с коррупцией, чем на самой коррупции. Как Вы относитесь к такому утверждению?

– Это манипуляция, потому что заработать на борьбе с коррупцией невозможно. За борьбу с коррупцией в государстве отвечает Президент, НАБУ, САП. Есть слухи, что деньги предлагаются, но если бы, допустим, прокуроры САП, которые подчинены ГПУ, взяли взятку, убежден на 100%, что генеральная инспекция Генпрокуратуры доложила об этом Юрию Луценко, который сразу же провел показательный кейс по выдворению коррупционеров с нового института. Поэтому, скорее всего, такого там нет. Относительно грантов, которые нам дают на борьбу с коррупцией и здесь возможны какие-то выведения средств, то хотел бы разочаровать всех тех, кто в это верит, потому что это деньги налогоплательщиков США, ЕС, Великобритании, Канады и контроль за качеством использования этих средств такой же, как и контроль использования бюджетных средств в этих странах. Попытаться там что-то сделать и вывести средства, маловероятно. Поэтому я бы искал факты заработка денег на коррупции там, где она на самом деле существует, то есть там, где распределение бюджетных средств.

Есть ли шанс привлечь к ответственности за коррупцию высших должностных лиц, пока они при власти? В частности, Порошенко, Гройсмана, Авакова, Луценко?

– За исключением Порошенко, всех можно привлечь к ответственности. Это сложный процесс, политически очень чувствительный и не молниеносный. Здесь нужно понимать, что существует такая специфика как доказательная база. То есть, если министр подчеркнул, что на него кто-то влиял из политиков, то нет гарантии того, что это можно доказать в суде. Если это невозможно доказать в суде, то следователь, который себя уважает просто закроет дело. Один звонок не является достаточным аргументом. Если правоохранители не докажут, что был нанесен ущерб государству, то такие дела могут закрываться.

Если от имени Президента дарят подарки детям или сертификаты на технику, это не является коррупцией?

– Здесь нужно смотреть на цену подарка, от кого вручается. То есть, если президент Порошенко передает, условно говоря, сертификат благотворительного фонда семьи Порошенко, к которому он не имеет отношения, но выступает посредником при передаче, то привязать это к коррупции очень сложно. С другой стороны, по действующему президенту, из-за отсутствия де-факто процедуры импичмента, из-за того, что даже НАБУ не может расследовать дела против действующего, а только в отношении президентов в отставке, процедура привлечения к ответственности очень сложная. Для этого у нас есть НАПК, которое может разъяснить, что такие действия могут трактоваться как де-факто коррупционные и рекомендовать не совершать подобных действий.

Касательно других топ-чиновников, если будет надлежащая доказательная база, то гарантирую, что НАБУ передаст дела в суд. Если такой базы не будет или же она добыта незаконным образом, то шансов выиграть дело в суде, нет.

После изменений, которые были приняты в разные кодексы в 2013 году, они стали лучше или наоборот?

Можно говорить о том, кто находится более в выигрышной ситуации. В 2013 году мы де-факто взяли модель кодексов развитых государств, в которых нет таких острых  проблем с отношениями финансово-промышленных групп и политиков, нет политического давления на судебный процесс. То есть, мы взяли стандарты европейцев и пытались их адаптировать в стране, которая развивается. Мы создали максимально либеральные кодексы, при которых некоторые административные нарушения могут быть обжалованы только адвокатами. Получается, стороны в неравных категориях, фактически защита имеет приоритет над стороной обвинения. В стране, где есть гарантия добропорядочности  как одной, так и другой стороны, это допустимо. У нас же, это создает большие коррупционные риски. Сможем ли мы прийти к тому, чтобы эти кодексы нам максимально подходили? Да, но для этого нужно не только изменить суд, повысить качество стороны обвинения, но и привить защите европейские этические стандарты. Профессиональные адвокаты, прокуроры и судьи, и с таким кодексом могли бы работать эффективно. Сейчас же у нас фактически нет этих трех составляющих, поэтому были факты злоупотребления процессуальными нормами.

Получил ли Президент больше влияния на судей после принятия судебной реформы?

– Имеет ли Порошенко исключительное влияние на процедуру отбора и назначения судей? Не факт, так как я сомневаюсь, что если бы Порошенко имел такое влияние, то в список кандидатов в новый Верховный Суд попали судьи, которые приговорили к тюремному заключению его кума Луценко. Поэтому это демонстрирует то, что исключительного влияния он не имеет. Теперь процессуально, изменения в закон оставили ему номинальную функцию подписи.

Он будет обязан подписать назначение или будет иметь право?

– Здесь уже как будет трактовать это Президент. Можно это обжаловать в Конституционном суде, но мы понимаем качество этого суда в Украине, который по двум вопросам изменений в Конституцию, принимает два кардинально разные решения. Может ли Президент взять на себя ответственность и подписать назначение всех судей, вместе с теми, кто принимал заведомо политизированные решения по Луценко? Нет, это будет ударом по его авторитету. Может ли он кого-то не подписать из этих судей? Номинально у него есть такая возможность, но реально это будет демонстрация того, что не совсем его влияние на судебную систему уничтожено. Что же лучше в данном случае? Я бы рекомендовал Порошенко воспользоваться почти законной возможностью не подписывать некоторые указы о назначении судей.

Стало ли меньше коррупции в связи с введением системы закупок ProZorro? Эффективная ли эта система?

– Да, стало меньше, поскольку теперь государственные средства тратятся конкурентно и прозрачно. Уничтожила ли эта система полностью коррупцию? Нет, потому что любая система действует целостно в системе государства. Если суд останавливает государственный тендер по представлению кого-то из участников, то ответственность не на системе, а на суде, так как система зафиксировала все, как должно быть. Если суд не наказывает, если государственная аудиторская служба не замечает, правоохранительные органы не расследуют, к примеру, непрозрачную закупку электромобилей для полиции, то это не проблема системы. Она зафиксировала, что здесь имели место проблемы. Когда создавали систему ProZorro, мы поднимали главный вопрос – чтобы все всё видели, чтобы снизить возможность манипулирования процедурами. ProZorro дало четкую картинку, как происходит процесс. Возможно ли манипулировать заказом, обойти систему? Сейчас это стало сложнее, но все равно возможно, так как любую систему можно обойти.

Что еще позитивного принесла система ProZorro кроме экономии? Система полностью отвечает требованиям ВТО и украинские предприятия могут принимать участие в торгах не только в Украине, но и во всех странах-членах ВТО. Эта система отвечает международным стандартам, снизила коррупцию, но не поборола ее.

Оправдано ли назначение генпрокурором человека без юридического образования?

– Думаю, что нет. Но мы живем в этой реальности.

Недавно Президент присвоил руководителю САП звание заслуженного юриста. Нет ли здесь конфликта интересов?

– Конфликта интересов нет. Президент уполномочен предоставлять такие звания, соответственно можно принимать, отказ редко когда применялся. Здесь скорее есть подозрение на попытку повлиять на позицию Назара Холодницкого и соответственно сама позиция Холодницкого – принять или не принять? Принять и попасть под критику сообщества касательно политической зависимости, или же не принять и озлобить против себя большинство политической элиты. Что бы я сделал на его месте? Не знаю, так как я не на его месте.

Как вы оцениваете необходимость е-декларирования активистами?

– Это требование закона и поэтому мы вынуждены будем это делать с 1 января по 1 апреля следующего года, хотя признаем закон непрофессиональным и некачественным, как и мировое сообщество. Эти правки в законе об электронном декларировании несут большие имиджевые потери для Украины, потому как европейским сообществом признаны как дискриминационные, их нужно отменять, но пока это закон, мы будем выполнять. Закон настолько некачественный, что четкого определения, кто должен декларировать нет. После нашего разговора не факт, что кто-то из правоохранительных органов не захочет воспользоваться тем, чтобы поднять вопрос об уголовной ответственности, поскольку номинально Вы сидите в офисе, который арендуется за средства доноров, международной финансовой помощи. Захотят ли этим манипулировать и фактически начать против вас расследование? Гарантий, что такого не произойдет у меня нет. И никто не может дать такие гарантии. Поэтому, этот закон – месть активистам. Это признают и сами депутаты, говоря нам: “Вы заставили нас раздеться – раздевайтесь и сами”, но это не “холодная” месть, которую готовят качественно, а наоборот “горячая”, которую сделали так некачественно, что это бьет и по стране, и может нанести удар по простым гражданам. В Киеве к примеру, маловероятно, что на активистов и журналистов будут давить, а вот в регионах ситуация достаточно сложная. Недавно избили двух антикоррупционнных активистов в Харькове. Не будет ли соблазна использовать этот закон? Я подозреваю, что будет, поэтому в общих интересах отменить закон до 1 января. Хотите видеть, что грантовые средства не разворовываются, пожалуйста, ставьте  более широкие требования перед общественными организациями.

Я подозреваю, что либо перед 1 января, либо перед 1 апреля, в оперативном порядке будут ликвидировать эти  нормы, учитывая давление международного сообщества. Нигде в мире нет таких норм, чтобы отдельные категории общественных активистов отчитывались как государственные чиновники, это нонсенс.

Согласны ли вы с утверждением, что у нас принцип борьбы с коррупцией сводится к “канадской рыбалке” – поймал и выпустил?

– Не совсем, сейчас фактически поймал и держишь, но удастся ли выскользнут большой рыбе или все-таки она попадет в духовку, зависит от того, создадим ли мы Антикоррупционный суд.

Какой государственный орган на ваш взгляд наиболее коррупционный?

– Я думаю, что Фискальная служба и таможня из-за огромного влияния на бизнес. Бизнес – это ресурсы и соответственно возможность влиять на позицию. На уровень коррупции наиболее влияют суды. Из 176 стран мы на 131 месте в рейтинге восприятия коррупции. Нам нужно существенно перегрузить отношения общества, государства и бизнеса. Я убежден, что у нас есть все шансы продемонстрировать, что мы боремся с коррупцией эффективно.

Сергей Босак, Українські новини